Ангела Меркель прислала мне САНКЦИИ в виде компенсации за все мои детские страдания во время войны.

Ангела Меркель прислала мне САНКЦИИ в виде компенсации за все мои детские страдания во время войны.

 

Даже сейчас тяжело мне вспоминать моё детство, изуродованное войной. До сих пор помню черную тарелку радио над дверью комнаты в нашем бараке. В ожидании сигналов воздушной тревоги это радио никогда не выключалось, ни днем, ни ночью. По тревоге все жители в панике бежали в бомбоубежище. Помню как кошка сильно поцарапала мне ногу в этой суматохе, она тоже хотела спастись. А потом бомба упала у самого входа в бомбоубежище и взрывом завалило выход из бомбоубежища, кто посильнее был, те сумели выбраться , а моя мама выбраться не смогла, так как у нее на руках был ребенок, который родился 24 Августа 1941 года, мне было всего три года, когда началась война, а старшим братьям было всего 6 лет одному и 9 лет другому. Мы сидели в темном земляном подвале, засыпанные землей от взрыва немецкой бомбы. Потом сосед Александр Васильевич Флегонтов обнаружил наше отсутствие в доме и нас откопали.

Отец ушел на фронт на третий день войны, взял подушку и ложку, положил в вещевой мешок и стал прощаться со своей семьей; мать рассказывала, что я обхватила его за шею так сильно, что меня не могли оторвать, и кричала не своим голосом; - "Ой, папочка, не уходи, тебя там убьют", но его не убили на войне; он вернулся с фронта осенью 1945 года, когда я пошла уже в первый класс школы. Это был совсем чужой и незнакомый мне человек, я боялась даже взглянуть на своего отца, которого ждала всю войну. Потом мне долго пришлось привыкать и осознавать, что это мой отец. И это, наверное, самое ужасное, что сделала война - она лишила меня детства, она лишила меня чувства отцовской защищенности навсегда. Отец мой вернулся с фронта, но чувство защищенности не вернулось ко мне никогда.

Отец мой служил в Инженерных войсках шофером, и поэтому не прошел, а проехал всю Европу от Москвы до Берлина. И эта поездка ему очень дорого обошлась. Четверо его малолетних детей четыре года, четыре военных года провели в страхе, холоде и голоде, не получая ни капли отцовской заботы и ласки, а его жена в самые морозные дни 41-го года (говорят морозы тогда доходили до 42 градусов) рыла окопы в подмосковных полях, чтобы преградить дорогу на Москву немецким танкам. От детской консультации, где выдавали по бутылочке детского питания младенцам, отправлялась машина с матерями этих младенцев, чтобы окопами защитить Москву от немецкого нашествия. Только после работы на полях матерям выдавали бутылочку питания для младенца. Наш младенец, родившийся в Августе 41-го, оставался в холодной комнате со мной, а мне не было еще и четырех лет. Он лежал на диване, укутанный в ватное одеяло, как для прогулки, я не помню, чтобы он плакал, только помню, что из-под дивана текла маленькая струйка до самой печки. Младенец лежал тихо до самого возвращения замерзшей и уставшей матери, когда в окнах было уже совсем темно. Вот такую цену заплатили мой отец и моя мать за освобождение от фашизма Европы, той самой Европы, которая теперь вздумала убить меня и моих братьев своими САНКЦИЯМИ. Мой отец плакал после войны, когда по Великим праздникам сидел за праздничным столом со своими приятелями ( на столе всегда стояла четвертинка водки на троих и сигареты "Казбек", хотя обычно он вообще не пил и не курил, ) ; он рассказывал им про тяготы войны, про то как спас однажды жизнь себе и своему начальнику. А я сидела за дверью, всё слышала и до сих пор помню, что отец, почуяв опасность, остановил машину, а начальник приказал ему ехать, но отец не повиновался, и тогда начальник достал пистолет и приставил к виску моего отца, повторяя приказ ехать с ругательными словами, но отец снова сказал, что не поедет, потому что у него дети, и умирать не хочется. Когда начальник остыл от гнева, то увидел, что машины, которые перед ними поехали по мосту все рухнули в реку. По медалям моего отца я могла изучать географию, в семь лет я знала названия столичных городов Европы, той самой Европы, которую освобождал четыре года мой отец, а я все четыре года была без хлеба. А теперь в добавок к этим моим детским страданиям Ангела Меркель прислала мне САНКЦИИ в виде компенсации за все мои детские страдания.

Посмотрела бы сначала, что я и без ее санкций живу так , что хуже уже некуда.